Хотел написать поподробнее, иначе просто невозможно ясно ответить на все вопросы, что-то все равно будет непонятно.

Началось все в 1993 году. Одна не очень известная певица попросила меня сочинить несколько песен для ее репертуара. Она уже нашла фирму (ТАУ-продукт), которая согласна была оплатить запись. Мы начали работать, записали пару песен, но исполнитель не вытягивал материал. Мне хотелось сделать музыку такую, которую я бы сам мог с удовольствием слушать. Пришлось заняться поисками певицы.

Я довольно долго работал с Колей Арутюновым в «Лиге блюза». Через его группу много народу прошло, это была своеобразная школа блюзовых традиций (я поэтому с ним и работал), и там можно было поискать нужного мне человека. У Коли работали несколько девушек на подпевках. Я навел справки у своего приятеля Андрея Шатуновского ( барабанщик, кстати один из лучших, сейчас с А.Пугачевой), и мы остановились на двух кандидатурах. Первая девушка, с которой я поговорил, сама писала музыку и хотела записать свой материал. Потом я встретился с Машей. Как правило, в этом возрасте, даже если вокалист освоил «фирменную» манеру, у него всегда есть проблемы с актерским мастерством. Это вообще сложнее.

Мы начали работать. Первой записали «We Can Be Friends». Пожалуй, эту песню Маша исполнила лучше всего.

Не знаю, стоит ли объяснять здесь, что такое запись альбома. К сожалению, приходится заниматься кучей организационных моментов.

Запись подходила к концу, и тут мне неожиданно позвонил один из менеджеров «ТАУ-продукт» и предложил закинуть кассету на конкурс, объявленный программой «А». Наша страна до этого 20 лет участия в Евровидении не принимала, и что это такое, похоже, знал только бессменный ведущий программы «А», который регулярно посещал конкурс в качестве телекомментатора. Из кулуарных бесед я выяснил, что он уже предлагал поехать в Дублин некоторым нашим так называемым поп-звездам, но все под теми или иными предлогами отказались. Пришлось объявлять конкурс, и конкурс не ангажированный заранее какой-либо фирмой.

Я сам еще в советские времена работал в Останкино и имел возможность смотреть все конкурсы и фестивали, в отличие от большинства наших граждан. Я стал вспоминать свои впечатления от Евровидения. Конкурс был рассчитан на «семейную» европейскую музыку в «приличном» оркестровом исполнении. Я стал прикидывать свои шансы. Евровидение - это конкурс песен, а не исполнителей, хотя кто же спорит о роли исполнителя… Петь нужно на русском языке, значит из 24 стран только в двух – трех поймут, о чем песня. Гитарная музыка, ритм-н-блюз не прозвучит – на сцене вообще нельзя ставить гитарные усилители. Зато можно использовать оркестр, и хороший оркестр. Мне кажется, что лучшие оркестры в Европе – на островах (лучший, конечно, Лондонский). Я решил выбрать песню, в которой можно использовать все возможности оркестра, мои способности как аранжировщика и возможности исполнителя. С русским текстом вопрос решился, - Маша, надо отдать ей должное, за ночь накатала русский вариант.

Но сначала нужно было пройти национальный конкурс. Кассетный отбор мы прошли. Когда я посмотрел на других участников, то понял, что мы единственные, кого можно из всех них послать в Дублин. Любой другой выбор будет либо позором для страны (квасная патриотка В.Цыганова, А.Мон в роли неудавшейся стриптизерши, патологический коллектив «Ногу свело» - тот же совок, по сути дела, только вывернутый наизнанку), либо просто не поймут – Мисин с его глубокомысленной национальной идеей или «Мегаполис» - хорошие ребята, мне лично они симпатичны, вот только музыки у них маловато. 

Короче, мы выиграли заслуженно в России, я так считаю.

Откупорили мы, значит, шампанское в гримерной, стали разливать по пластмассовым стаканчикам. Вдруг открывается дверь, и заходит вся телевизионная команда, настроение у них совершенно похоронное. За точность не ручаюсь, но говорят они примерно следующий текст: «Вы выиграли, но этого мало. Теперь вы должны найти деньги, чтобы всех нас отвезти в Дублин». Оказывается, они рассчитывали, что победит либо Вика Цыганова, либо «Ногу свело». За Вику казаки обещали выставить 50 тысяч зеленых, а у «Ногу свело» - хорошие связи в телевизионном мире. В любом из этих вариантов выезд многочисленной делегации российских телевизионных туристов и, самое главное, выплата суточных были бы обеспечены.

Сначала я расстроился, а потом понял, что мы с Машей все равно поедем и перестал об этом думать. А деньги принес в клюве Крылов, раскрутил каких-то крутых ребят.

Тем более что забот хватало. Нужно было срочно сделать аранжировку на большой оркестр, отдать расписывать партии, найти гитаристов и оформить их, репетировать с Машей. Впрочем, тут возникли некоторые проблемы, так как у Маши потихоньку голова пошла кругом, и она перестала адекватно воспринимать себя в окружающем мире, по крайней мере в том, что касалось ее таланта. Вдобавок время от времени мне звонил редактор Гриша и ехидно спрашивал (заедало его консерваторское образование): «Ну что, не сделал еще аранжировку? Я в армии такие за ночь делал».

Но вот наконец мы в самолете. Замечаю, что группа наша довольно многочисленна. Какие-то телевизионные люди, кто называет себя переводчиком, кто еще как. Ну да Бог с ними, я по-английски бегло говорю, обойдусь… Есть и представители прессы: «Литературная газета», «Комсомолка», несколько невыразительных типов и крепкая девица (бывшая волейболистка?) с ухватками комсомолки – кэгэбэшницы, представляющая «желтую» прессу – «МК». (Мой гитарист случайно прислонился к ней в автобусе и в ужасе поведал мне, что у нее «железная спина»). Не обошлось и здесь без накладок, - в Лондоне пересадка, а у нас нет транзитной визы. Кое-как уладили.

Да еще представительница «желтой» прессы нагло эксплуатировала меня в качестве переводчика.

Но у меня опять были свои заботы. Предстояло выучить партитуру песни, ведь я решил сам дирижировать оркестром. Предстояли репетиции. Поэтому, наскоро проглотив «Irish breakfast» - яичницу с беконом, я засел в своем номере. В другом номере гитаристы разучивали свои партии.

Здесь нужно пояснить, что обычно аранжировщик может вносить какие-то поправки после первого оркестрового исполнения. По крайней мере он исправляет ошибки переписчика и знает, как на самом деле звучит аранжировка. Большинство наших соперников уже имели такую возможность, - ведь национальные конкурсы у них проходили под оркестр. У нас же в России песни исполнялись под «минусовую» фонограмму, поэтому нужно было на 100% быть уверенным в аранжировке, ведь у нас не было возможности ее проверить.

Как проходили репетиции? Рабочий день оркестра длился 12 часов, с перерывом на обед. За один день 12 стран репетировали свои песни с оркестром. На репетицию отводилось 45 минут, из них 15 минут играть нельзя, - можно только объяснить что-то, а за оставшиеся полчаса можно два-три раза прогнать песню и дать какие-то замечания музыкантам. Всего у нас было 2 репетиции, затем общий прогон со зрителями и прямой эфир. Мне понравился оркестр. Но первую репетицию нам назначили на 16.00. А оркестр работал с 9 утра. Естественно, когда мы пришли, они уже еле водили смычками, попивая чай из термосов. Практически, играть могла только ритм-секция. В таком состоянии мы начали репетицию. Тут я понял, как мне поможет знание языка. Оказалось, что они привыкли к тому, что им дают счет определенным образом, иначе они не могут вступить. Проблема была в том, что одновременно я должен был дать счет своим гитаристам, сидевшим на сцене метрах в пятидесяти от меня, причем между ними и местом дирижера стояла большая телевизионная камера, заслонявшая обзор. С трудом, нагибаясь и высматривая гитаристов, я одной рукой начал давать счет им, а другой рукой оркестру.

Но в этот момент не выдержали нервы у нашей солистки, стоявшей все это время с микрофоном в руках в центре сцены. Попросту говоря, она начала орать .. Ловя на себе любопытствующие взгляды оркестрантов, я сделал вид, что у нас в России все репетиции так проходят, и как мог взял ситуацию в свои руки. Сыграли, конечно, из рук вон плохо, да ведь сидят с самого утра. Ничего, главное, что в партитуре ошибок нет, на следующей репетиции все зазвучит.

Ирландское телевидение, в отличие от нашего, было очень хорошо организовано. Предусмотрено было все, вплоть до человека с рацией, который брал меня за руку и вел из гримерной к дирижерскому помосту. Все репетиции записывались, и потом можно было просмотреть и высказать замечания по поводу звука и картинки. Но в нашей делегации и тут все было по-своему. Оказалось, что часть нашей делегации все-таки смогла оторваться от соблазнительных прилавков и посмотреть репетицию. Сидя среди них в уютной просмотровой комнате, я почему-то почувствовал себя сидящим на комсомольском собрании, где меня будут за что-то «разбирать». Предчувствия меня не обманули. С серьезными лицами, ощущая всю полноту своей ответственности, наши делегаты поставили вопрос ребром: «Аранжировка плохая, что будем делать?». Оказалось даже, что всю нашу репетицию транслировали в Россию, и там, в Останкино, наши именитые композиторы высказывали серьезные критические замечания. Я молчал, понимая, что объяснять бесполезно, а вызвать из Москвы Саульского они уже не успеют. Наконец мы разошлись.

На следующий день Маша уехала с менеджерами на загородную экскурсию по стране, причем меня с музыкантами даже не пригласили.

Тем не менее, на следующей репетиции оркестр был уже «живой» и довольно прилично все исполнил. Наша делегация приободрилась, руководитель начала мне мило улыбаться, все остальные тоже давали мне понять, что я уже не какой-нибудь изгой. Настроение продолжала портить только местная представительница Телерадиокомитета России, плохо накрашенная и вечно вся какая-то растрепанная женщина. (Кстати, нашего известного белорусского дирижера подвело, как мне кажется, плохое знание языка, когда тот же оркестр не смог правильно вступить, аккомпанируя Киркорову.)

Местные клубы и пабы каждый вечер устраивали для нас приемы, и мы хорошо проводили время. Если бы еще не эта назойливая журналистка из «МК»... Она подтащила ко мне очередную жертву – какого-то местного сценариста, пишущего сценарии на «русскую тему». Пока я все это переводил, сценарист еще раз изучил взглядом фактуру «железной спины» и, видимо, решив приударить за ней, объявил, что может прямо сейчас познакомить нас с Боно (U2). Тот, мол, отмечает какой-то праздник в соседнем баре. Втроем мы ввалились туда. Там сидел Боно с уже теплой компанией, атмосфера была семейная, бегали дети, стоял торт с круглой датой. В общем, ясно было, что мы не вовремя. Я порывался уйти, но журналистка железной хваткой вцепилась в меня и сценариста и поволокла нас к стойке, за которой сидел Боно. После краткого представления она набросилась на него с провокационными вопросами типа: «Знаете ли Вы, что Вашу группу не очень любят в России?» и т.п. Лицо у Боно становилось все скучнее. Ответив на пару вопросов, он перебил «железную» леди: «Что Вы пьете?» Она что-то ответила, не помню, предположим, мартини. Боно не глядя протянул руку, в которой тут же оказался бокал с упомянутым напитком. Поставив бокал перед журналисткой, он демонстративно повернулся к ней спиной, а выросший как из-под земли менеджер объявил, что интервью закончено. Я с большим трудом смог ей втолковать, что Боно с ней разговаривать не собирается, она не хотела в это верить, а потом глубоко оскорбилась: «Подумаешь, водки мне поставил!». Вот такого рода интересными эпизодами было насыщено наше пребывание. А вообще, я полюбил эту страну и этот город, и их природу, и их музыку, хотя они все там немного националисты.

В Ирландии очень своеобразные законы, касающиеся налогообложения деятелей искусства, существует и государственная поддержка. Не знаю как сейчас, а в то время министерством культуры руководил очень приятный человек, сам известный поэт. (Я имел удовольствие побеседовать обо всем этом с его женой на одном из приемов.)

О чем еще? Русскоязычной версии альбома нет, есть только одна песня (Вечный странник) с русским текстом, выпущена только на специальном диске для promotion вместе с My Boy Is Driving A Bus.

Пара песен была переведена на немецкий, с какими-то смешными названиями. Одна шведская исполнительница недавно написала свой вариант текста для «Вечного странника» и включила эту песню в свой альбом христианской музыки.

По итогам опроса британских фэнов наша песня была включена в «десятку лучших песен за всю историю Евровидения», по крайней мере так мне сообщила Julie Wright.

Chrysalis Television делали в прошлом году передачу для BBC – десять лучших песен Евровидения. Они запрашивали у меня разрешение, но в последний момент не включили песню в передачу по своим соображениям.

Что касается нынешних представителей России – Мумий Троль?! А что, разве был конкурс у нас? Скажу откровенно, Николай, если Вы сами или Ваши близкие слушают такую музыку, - подумайте, все ли у вас в порядке, постарайтесь разобраться в себе, пока не поздно. Такая пища может повредить не только и не столько вашему слуху, сколько вашей душе.

 Надеюсь, что ответил на все Ваши вопросы. В ближайшее время смогу отвечать только очень кратко, - много работы.

Всего доброго

Лев Землинский